Книга Бумажный зверинец (сборник)  - Кен Лю

Вскоре железная дорога стала неотъемлемой частью местности: черный локомотив пыхтел по зеленым рисовым полям, пускал в небо пар и тянул за собой длинный состав, словно дракон, спускающийся вниз с дальних, почти скрытых синей дымкой гор. Некоторое время люди восхищались этим зрелищем, а дети бегали вдоль путей, пытаясь обогнать паровоз.

Но вскоре копоть из печей локомотивов уничтожила рис на ближайших к путям полях, а одним жарким полуднем двое детей, игравшие на рельсах, не смогли сойти с места от страха и погибли. После этого люди перестали восхищаться поездом.

Никто больше не приходил к нам с отцом и не просил об услугах. Они шли в христианскую миссию или к новому учителю, который утверждал, что учился в Сан-Франциско. Молодежь начала покидать деревни, переезжая в Гонконг или Кантон, наслушавшись рассказов о ярких огнях и хорошо оплачиваемой работе. Поля лежали невозделанными. В деревне, чувствуя себя брошенными, остались только старики и дети. Приходили люди из далеких провинций, хотели купить дешевую землю.

Отец проводил все дни с утра до ночи, сидя в передней у входа, положив «Хвост ласточки» на колено и уставившись на дверь. Он как будто превратился в статую.

Каждый день, возвращаясь домой с полей, я видел, как в глазах отца на мгновение загоралась искорка упования на чудо.

– Может, кому-нибудь понадобилась помощь? – спрашивал он.

– Нет, – отвечал я, стараясь, чтобы мой голос не звучал мрачно. – Я уверен, что скоро объявится живой труп. Прошло уже слишком много времени с тех пор, как мы справились с последним.

Говоря это, я не смотрел отцу в глаза, потому что не хотел замечать, как в них гаснет последняя надежда.

А потом, вернувшись днем домой, я нашел отца повесившимся на большой балке в спальне. С онемевшим сердцем я спустил его тело вниз и подумал, что он был чем-то похож на тех, за кем охотился всю жизнь, ведь все они жили благодаря старой магии, которая ушла и не вернется уже никогда, – и они уже не знали, как выжить без нее.

«Хвост ласточки» лежал в моей руке тяжелым, бессмысленным грузом. Я всегда думал, что стану охотником за демонами, однако что мне оставалось делать, если исчезли все демоны и духи? Все даоистские благословения, наложенные на меч, не смогли спасти гаснущее сердце моего отца. И если бы я остался, то, возможно, мое сердце также налилось бы тяжестью и я бы жаждал только смерти.

Я не видел Ян с того дня шесть лет назад, когда мы прятались в храме от геодезистов железной дороги. Однако я вспомнил ее слова.

Научиться выживать.

Я сложил свои скромные пожитки в суму и купил билет до Гонконга.

* * *

Охранник-сикх проверил мои бумаги и помахал мне через ворота.

Я остановился, чтобы проследить взглядом рельсы, которые уходили вверх по крутому склону горы. Они казались не столько железнодорожными путями, сколько лестницей, уходящей прямо в небеса. Это был фуникулер – линия вагонеток, идущая к вершине пика Виктории, где жили правители Гонконга и куда запрещалось приходить китайцам, которые, однако, годились для того, чтобы забрасывать лопатами угли в котлы и смазывать шестеренки.

Я зашел в машинное помещение, окутанный клубами пара…

Через пять лет я знал ритмический грохот поршней, стаккато трущихся шестеренок, как собственное дыхание или биение сердца. Мне нравилась музыка этой упорядоченной какофонии, напоминавшая мне начало народной оперы, когда раздавались удары цимбал и гонгов. Я проверял давление, вставлял уплотнительные прокладки, стягивал фланцы, заменял изношенные шестерни в резервных кабельных узлах. Я полностью ушел в работу, которая была тяжелой, однако доставляла удовольствие.

В конце моей смены мир погружался во тьму. Я выходил из машинной, глядел на полную луну в небе и наблюдал, как еще одна вагонетка, полная пассажиров, возносится к вершине горы на тяге собранного мной двигателя.

– Не давайте китайским духам поймать вас в свои сети, – сказала женщина с яркими белыми волосами, ехавшая в вагонетке, а ее спутники засмеялись.

Я вдруг понял, что пришла ночь Юлана, праздника духов. Я должен принести что-нибудь своему отцу, может быть, каких-нибудь бумажных денег из Вонкока.

– Как это ты закончила, когда мы с тобой еще не развлеклись как следует? – донесся до меня мужской голос.

– Таким девицам, как ты, не следует дразнить нормальных людей на улице, – сказал другой мужчина и засмеялся.

Я посмотрел в их сторону и увидел китайскую девушку, стоявшую в тени, чуть в стороне от станции. Ее облегающий чонсам в западном стиле и яркий макияж четко выдавали профессию. Два англичанина преградили ей путь. Один пытался обнять ее, а она пыталась отстраниться.

– Пожалуйста! Я очень устала, – просила она на английском, – может, в следующий раз.

– Прямо сейчас, не будь идиоткой, – уже ожесточенно сказал первый мужчина. – Мы тут ничего не обсуждаем. Пошли, и делай то, что нужно.

Я подошел к ним.

– Эй!

Мужчины повернулись и посмотрели на меня.

– В чем дело? – продолжал я.

– Тебя это совершенно не касается.

– Думаю, что это меня касается, – сказал я. – Как вы обращаетесь с моей сестрой?

Сомневаюсь, что кто-либо мне поверил. Однако пять лет работы с тяжелым машинным оборудованием сделали мое тело внушительным и крепким. Они оценили мой вид, лицо, руки, испачканные машинным маслом, и, скорее всего, решили, что не стоит людям из приличного общества связываться с ничего не значащим китайским инженером.

Проклиная меня, они отошли к очереди на вагонетки до пика.

– Спасибо! – сказал она.

– Сколько ж времени прошло, – сказал я, посмотрев на нее.

И чуть было не добавил: «Прекрасно выглядишь». Но промолчал. Она выглядела уставшей, изможденной и нервной. Резкий запах ее духов неприятно ударил мне в нос.

Но я ничуть не осуждал ее. Роскошь осуждать кого-то могли позволить себе только те, кому не нужно было выживать.

– Пришла ночь праздника духов, – сказала она. – Не хотелось больше работать. Нужно подумать о моей матери.

– Пойдем сделаем подношения вместе? – предложил я.

Когда мы переправлялись на полуостров Цзюлун, легкий бриз над водой оживил девушку. Она намочила полотенце горячей водой из чайника, который нам принесли на пароме, и стерла свой макияж. Я почувствовал легкий оттенок ее естественного запаха: как всегда свежего и волнующего.

– Прекрасно выглядишь, – сказал я, действительно имея это в виду.

На улицах Цзюлуна мы купили выпечку, фрукты, холодные пышки и приготовленного на пару цыпленка, ладан и бумажных денег. Мы рассказали друг другу о том, что произошло с нами в последнее время.

– Как охота? – спросил я. Мы оба рассмеялись.